|
|
Брагарник - известная в театральных кругах фамилия. Лариса
Гузеева дала однажды Светлане точную характеристику: нигде не светится, никогда
не тусуется, ни с кем не выпивает, а все ее знают...
О ее
работоспособности по театрам ходят легенды - она, пожалуй, единственная
народная артистка в Москве, которая выдерживает режим в двадцать спектаклей в
месяц и каждый играет на таком накале - как в последний раз. Плюс красивая, талантливая и притом совершенно некапризная -
невероятный в актерской среде факт. Ее дважды, еще при Олеге Ефремове,
приглашали перейти во МХАТ, но она предпочла остаться в Театре им. Гоголя, в
котором работает и держит на себе весь репертуар уже более тридцати лет.
Наедине со всеми
- Вы
никогда не жалели, что, если бы вы приняли предложение перейти во МХАТ, жизнь
бы сложилась иначе?
- Если бы я
пошла во МХАТ девочкой, просидела бы с вязаным чулком все тридцать лет
дальнейшей жизни, сгнила бы в могучей труппе. Кто знает? Там все решают за нас.
Меня в Театре Гоголя держит репертуар. Он нарабатывается годами. Составлять новый - это сколько еще надо, а сколько их у меня еще
осталось? Хоть ноешь, вот, нормальные люди домой возвращаются, а ты идешь
куда-то сердце надрывать... Но ту же Сарру в
"Иванове" играешь - встречаешься с замечательным человеком. Ведь
счастье - общаться с человеком, с которым можно дышать полной грудью, - часто
ли это в жизни удается?
- Вы
играете Констанс в "Верной жене", Аркадину в "Записных книжках
Тригорина", Марлен Дитрих в "Марлене", Сарру в
"Иванове"... Кого из них вы могли бы назвать своей подругой?
- Всех. Везде я
играю что-то свое. Я понимаю, что это банальные слова, но вам так все
нормальные артисты скажут. Из себя персонажей вынимаем - неоткуда больше. Роль -
это же не маскарад и не перемена платья. Есть такие дарования - внешне играют,
и очень хорошо, но я так, к сожалению, не умею. В театральной школе не научили.
- Со
своими героинями вы ведете диалог или монолог?
- Скорее
монолог, трезвый и здоровый. Это не два я, а одно. Вообще существование актера
- это его монолог с жизнью, а не с самим собою или с кем-то воображаемым
вторым.
- Этот
монолог сильно меняется со временем?
- Конечно. Когда
я была молодой, мне казалось, что все друг друга любят и все друг другу добра
желают. И долго я так считала. Может, так оно и было, или я другая была. А
последнее время у меня ощущение, что я совсем одна. То ли это с возрастом
знания умножают печали, то ли это правда... Какое раньше у меня было ощущение
от театра, от товарищества, от радости, что я сейчас всех увижу, что я с этими
людьми выхожу на сцену, они мне братья, - такой полный девичий восторг. Ах, мы
творцы собрались, будем делать общее дело... Сейчас же я стремлюсь побыстрее остаться наедине с ролью.
- А
можно ли войти в роль счастливого человека?
- Можно поверить
в это. Был один момент, я страстно хотела сыграть счастливого человека. У меня
шли подряд совершенно надрывные, мучительные роли. Я
приходила со спектакля и долго-долго стояла под душем, мне казалось, вода
смывает черную энергетику и отрицательные эмоции. Я играла наркоманку,
сумасшедшую, которая чуть было не кончает с собой,
репетировала Сарру в "Иванове" - женщину, которая умирает от
туберкулеза, точнее, не от болезни, а от равнодушия человека, которого она
любит. И когда я ложилась спать, думала: Господи, ну где бы мне такую идиотку голливудскую сыграть, которая пляшет,
хохочет...
- Спектакль
"Записная книжка Тригорина", в котором вы играете Аркадину, -
болезненно правдивый. О том, чем человек жертвует, чтобы заниматься любимой
профессией. Чем вам приходилось платить за счастье ходить на работу с
удовольствием?
- Многим... Чего
уж говорить - не так выглядят счастливые женщины и не так живут. Платила иногда
личным счастьем... Но этого же никто не требует -
плати. Так сложилось. Актрисой вообще быть нелегко. Расшатанная нервная
система, ненормальные роды, когда роль рожаешь, минуты простоя, а потом
наступает момент, когда задумываешься: а кому это нужно, и не сбрасываешь ли ты
свои патологические комплексы в профессию, и не занимаешься ли ты этим потому,
что не очень здоровый человек?..
Три минуты на счастье
- Вы в
режиссуре себя не пробовали? Хотя бы со своими студентами -вы
ведь вели актерский курс?..
- Я не брала на
себя грех самоутверждаться на маленьких детях, выламывать им руки своей
неумелой режиссурой. Что вы, я никогда в жизни себе этого не позволю.
- Когда
вы были студенткой, как вам удалось избавиться от прибалтийского акцента? Он
ведь очень сильный.
- Это был даже
не акцент, а жуткий говор. Он один из самых трудных. Украинский
- от него вообще избавить невозможно, и прибалтийский. Но у меня за
четыре года он как-то ушел. На первом курсе никто не понимал, что я говорю. А
когда я поступала в ГИТИС, отрывок читала, не выговаривая ни одной буквы
русского языка, - мало того что с прибалтийским акцентом, да еще и с дефектами
речи. Кончилось тем, что меня отправили к логопеду - проверить, нет ли у меня
патологических изменений зева, смогут ли они меня выучить нормально
разговаривать. Я говорила: "Я из Гиги", то есть из Риги. Памятник
надо поставить Раевскому, что он все-таки что-то разглядел...
- Бытует
мнение, что прибалты - люди самодостаточные, с очень высокой культурой
одиночества.
- Сказав, что у
меня есть культура одиночества, вы не ошибетесь. Не знаю, высокая ли она, и
культура ли, но одинока я безусловно. Я имею в виду
даже не сложившиеся условия жизни, а человеческую потребность. Я могу дня
два-три с человеком находиться, но потом мне надо идти отдохнуть.
- В
одиночестве приятнее мечтать - о несыгранных ролях...
- Странно, но у
меня нет никакой актерской мечты. Хотелось бы только сняться в очень хорошем
кино у очень хорошего режиссера. Не то чтобы мне не хватает киношной
популярности, я уже кинозвездой не стану, а ролью больше - ролью меньше... Ну стоит у меня дома приз "Кинотавра" за лучшую
женскую роль 92-го года - за фильм "Сатана". Поставила я его на шкаф.
Думала, все будут приходить и восхищенно спрашивать: "Что это?", а я
буду скромно отвечать: "Ах, да это приз "Кинотавра" за лучшую
женскую роль..." А он такой страшный, что все, когда его видят,
вскрикивают: "А! Боже!! Что это???"
- То
есть большое художественное искусство и шумная
фестивальная жизнь не совсем обошли вас стороной?
- Первое, можно
сказать, все-таки пролетело мимо меня на больших крыльях. А на фестивали я
ездила, ездила. Хорошо, приятно. Но я люблю ездить работать, а не шарахаться:
ой, одна звезда пошла, ой, другая. Фестивальная культура у нас еще не сформирована.
Не очень естественно все там происходит. Неестественно наряженные женщины,
изображающие из себя высокую светскую оскароносную тусовку
в вечерних туалетах...
- Сейчас
это довольно многочисленная категория девушек, живущих по западному
фестивальному протоколу - полная смена туалета три раза в день, горы
чемоданов...
- Между прочим,
я наблюдала за Анни Жирардо и другими западными звездами на фестивалях - они
отличались поразительным демократизмом и скромностью в одежде. Наши дурочки выходят уже с утра в кружевных перчатках по плечи и
судорожно пытаются в них завтракать. А Анни Жирардо я видела только в
одном шелковом костюмчике, наверное, очень хорошем, но главное, удобном. На
премьеру, на прием надо иметь что-то просто по протоколу. Но одежда не предмет
самовыражения.
Если
возвращаться к кино - сняться в очень хорошем фильме у очень хорошего режиссера
сегодня - никакой популярности не заработать. Для этого надо сыграть в плохом
сериале у плохого режиссера, тогда примелькаешься. А хорошее кино мало кто видит
- снимись, предположим, у Германа, и тридцать лет лежи на полке. Но я хочу
испытать это ощущение. Подобное у меня уже было - у Виктора Аристова. До него,
будучи упертой театральной актрисой, я думала, что в кино нет места для
настоящего творчества, когда у тебя душа взлетает, и ты понимаешь, что готов
отдать все. Только ради того, чтобы выйти на сцену и три минуты что-то
замечательно сыграть... Я считала, в кино это невозможно. Но, работая с
Аристовым, эти три минуты я испытала. И чем они еще были прекрасны - на сцене
они пролетели, и все, а тут их можно увидеть еще раз, и еще. В театре ведь как
- сыграла, после пришла твоя соседка по гримерной, замечание какое-нибудь
отпустила, и ты думаешь: ой, нет, что-то я про эти три минуты себе придумала...
Мы ведь очень хрупкие. Даже самые защищенные.
Все впереди
- В
сентябре в театре будут отмечать ваш юбилей. Но актрисы свой возраст обычно
считают не годами, а сыгранными ролями. На сколько лет вы сами себя ощущаете?
- Внутренне
совершенно не чувствую возраста. Иногда только думаю - а чего ты так
веселишься? Тебе скоро все меньше и меньше будут давать ролей, на твои годы уже
меньше остается репертуара, что ты все надеждой живешь? А у меня настроение,
что завтра будет лучше... Хоть я не оптимистка по натуре, но как-то верю, что
все еще будет. Мало того, я еще, ненормальная, думаю, ой, да я еще любовь свою
настоящую встречу, она еще придет, придет... Куда?..
- Мне
кажется это более чем нормальным, и потому я желаю вам и любовь свою настоящую
встретить, и не растерять ощущения, что завтра будет все гораздо лучше. А
главное - чтобы сегодня было все всегда хорошо.